«Можно легально сидеть на допинге и не бояться никакого контроля». Острое интервью призера Олимпиады

Денис Дмитриев. Фото instagram.com

Велосипедист Денис Дмитриев высказался на больную тему

Бронзовый призер Олимпийских игр 2016 года и чемпион мира в велоспорте на треке Денис Дмитриев за словом в карман не лезет. Во вторник он стал очередным гостем прямого эфира «СЭ» и рассказал массу интересного. Вот только самые основные моменты:

Купил себе штангу за 200 тысяч рублей

— Велосипедисты привыкли, что картинка перед глазами быстро меняется, — говорит Дмитриев. — Что во время тренировки, что когда ездишь на сборы. Может, синхронисток или гимнасток, которые сутками не вылезают с базы, самоизоляция не так сильно бьет по голове. Хорошо, что мне еще удалось организовать дома нормальный тренировочный процесс. Есть специальный профессиональный велостанок, максимально приближенный к работе на треке — его я, собственно, сейчас и кручу. Ну, и буквально на «флажке» успел себе купить силовую раму и штангу, а к ней 200 кг веса. Буквально через несколько дней ничего из этого в наличии уже не было.

— Как дотащили в квартиру 200 кг?

— Было забавно. У нас в доме запрещено пускать в подъезд работников службы доставки. Так что мне это все положили под окном, а я потом в несколько порций сам таскал на лифте и собирал. Там же был и помост, и скамейка, и много чего еще…

— В какую сумму обошлась подготовка к самоизоляции?

— Станок у меня уже давно был. На штангу и все прибамбасы к ней ушло тысяч двести.

— Почему вы не в Санкт-Петербурге? Там же есть частный трек Александра Кузнецова, и он до сих пор открыт.

— Министерство спорта выпустило приказ, согласно которому все члены сборных команд должны вернуться к себе домой. Соответственно, если я поеду в Питер, то смогу там тренироваться только полностью за свой счет.

— Если вы только на штангу готовы выложить 200 тысяч, то почему нет?

— Допустим, аренда велотрека в Москве стоит 8 тысяч рублей в час. А в день нужно минимум три часа. Плюс проживание и питание. Если бы я был один, может, и смог бы себе это позволить. Но у нас же большая команда, я не могу один взять и поехать.

— Объясните, как Кузнецову удалось отстоять свой трек и проводить там тренировки? В стране ведь закрыто вообще все, включая частные фитнес-центры.

— Кузнецов — уникальный человек, кремень. Его реально ничем не сломить. В чем-то это плохо, но вот в нынешней ситуации оказалось хорошо. Кто бы что ни говорил, а его ребята тренируются.

Сто процентов, что поедем на Олимпиаду в Токио без флага

— В ведущих велосипедных странах целый конвейер: одни спортсмены заканчивают, другие появляются. У нас же много лет на высшем уровне нет никого, кроме вас и Анастасии Войновой с Дарьей Шмелевой. Почему так?

— Мы очень сильно отстали в плане методики. Знаю, что не только велосипедисты — многие виды спорта, продолжают работать по советским планам подготовки. А там везде принцип один: набери сто человек, дай им гигантские нагрузки, потом 99 отсеются, а один станет чемпионом. Очень мало грамотных тренеров, которые могут взять талантливого молодого спортсмена и плавно подвести его к элитному уровню, не высадив при этом все ресурсы. Посмотрите трековые чемпионаты мира по юниорам до 18 лет — у нас там почти каждый год все выигрывают. А потом эти ребята куда-то пропадают.

— Типичная история. В биатлоне, плавании и многих других циклических видах то же самое.

— Потому что у нас тренер получает зарплату за результат своего спортсмена. И чем скорее он его покажет — тем скорее зарплата. Поэтому все и форсируют.

— Есть еще мнение, что советская система подготовки была основана на применении запрещенных препаратов. Сейчас их свободно применять уже не получается — отсюда и спад результатов.

— Я, конечно, свечки не держал, но думаю, это было. Но не только у нас, а во всем мире. И мы выигрывали не потому, что у нас был допинг, а у других не было. Скорее, потому что в других странах спорт был полулюбительским: люди сидели на обычных работах, либо учились, а тренировались в свободное время. А в СССР первыми догадались, как организовать подготовку конкретных людей к конкретным соревнованиям.

— Сейчас допинг более или менее победили?

— Если зайти на сайт ВАДА и посмотреть количество положительных проб в год по всему миру — это трудно назвать победой. Плюс, есть целая категория препаратов, которые вроде как запрещены, но если у тебя есть справка — можешь их употреблять. Получается, при некоторой помощи специалистов, ты вполне легально можешь сидеть на запрещенных препаратах и не бояться никаких допинг-контролей. Я считаю так: если ты больной человек, не занимайся спортом или иди на Паралимпиаду. А то получается, что вся сборная Норвегии — это астматики. Ну, так же не бывает.

— Что мешает российским спортсменам тоже получать терапевтические исключения и использовать эти препараты? Морально-этические принципы не позволяют?

— Насколько я знаю, россиянам эти терапевтические исключения дают крайне редко. У нас в команде был человек, который страдал аллергической астмой. В период цветения он начинал задыхаться. Вместе с нашим доктором они прошли кучу обследований, причем даже не в России, а в Италии. Диагноз подтвердился, они отправили бумаги в ВАДА. Но ВАДА взяло и заявку отклонило. И таких примеров, когда кому-то дают, а кому-то — нет, я знаю масса.

— Вы когда-нибудь сталкивались с негативом со стороны иностранцев после всех наших допинговых историй?

— Перед Олимпиадой в Рио я немного опасался, что будут косо смотреть. Но в итоге все было отлично. Кто умеет хоть немного пользоваться мозгом, все прекрасно понимает. Есть, например, американский бегун Джастин Гэтлин, которого, может, не сильно любят, но при этом он участвовал в Олимпиаде, дважды до этого попавшись на стероидах. А мой хороший товарищ конькобежец Денис Юсков свою Олимпиаду просидел дома. Я до сих пор не могу с этим смириться: человек установил мировой рекорд, стал абсолютным лидером, а его не пустили на Игры только потому, что он по молодости покурил гребаную травку.

— Вы верите, что суд с ВАДА пройдет успешно и мы поедем на Олимпиаду в Токио в полном составе и под своим флагом?

— Сто процентов, что поедем без флага. Мне кажется, это очевидно. У нас такой бардак, что нет людей, кто несет ответственность за эту ситуацию. Давно пора уже навести порядок, что-то признать, что-то оспорить, помириться с ВАДА и начать все с чистого листа. Но такого человека нет.

— Почему нет? Есть министр спорта, руководство Олимпийского комитета, ответственные в правительстве…

— Людей много, а кто отвечает — непонятно. Может, пора уже в чем-то признаться? Если есть грех, то чего уж тут скрывать. Можно и признать свои ошибки, в том числе и нашим руководителям. Сказать: да, было, но теперь мы навели порядок и все изменилось. За пять лет, сколько это длится, наверное, можно было куда-то прийти. Это не козни Запада, это реально наша проблема. Пора уже не заметать пыль, а реально сделать у себя генеральную уборку.

Если меня посадить на спуск на шоссе, велотрусы потом придется стирать

— На трековом велосипеде нет тормозов — и это не метафора. По сравнению с шоссе, трек — опасней, страшнее?

— Если посадить шоссейника на мой велосипед и запустить его на той скорости, на которой мы ездим, ему будет очень страшно. Но в то же время, если меня посадить в пелотон на спуск со скоростью под сто километров в час, велотрусы потом придется стирать. Тут вопрос привычки. Когда делаешь что-то каждый день, страх притупляется.

— Вы производите впечатление качка. Поделитесь личными рекордами со штангой?

— Руками я штангу особо не поднимаю, потому что есть проблемы со спиной. В жиме ногами рекорд 840 кг. Так что если кому-то надо поменять колесо на автомобиле и нет домкрата, обращайтесь. Только менять быстро придется, как в «Формуле-1». По мощности, которую выдаю на велосипеде, у меня был рекорд 2600 ватт. Этого хватит, чтобы одновременно включить 12 телевизоров.

— Сколько километров в год вы проезжаете?

— Я все-таки спринтер, то есть если взять пример в легкой атлетике — то я Усэйн Болт. Моя максимальная дистанция — это 30 секунд работы. Соответственно, мне и супер-продолжительные тренировки не нужны. Стандартно в неделю у меня получается где-то около четырех часов кардиотренировок, один час — это примерно 20 км.

— Болельщик обратили внимание, что вы похожи на американского актера Джейсона Стэтхема?

— Мне постоянно об этом говорят. У нас на треке есть еще немец Максимилиан Леви, вот он, мне кажется, еще больше похож. На эту тему есть масса шуток. Ну, если людям так кажется — то почему нет.