«Мое место – Берлин!»: как «сталинские соколы» в 1941-м Геринга обесчестили

В истории Великой Отечественной войны есть самые разные страницы – трагические, славные и даже, представьте себе, юмористические. Как правило, данные «компоненты» присутствуют в каждой из глав этой героической летописи, просто смешаны они в разных пропорциях… Беда наша, потомков великих Победителей, заключается в том, что некоторые из пропитанных порохом и кровью строк военной хроники так и остались нерасшифрованными, замазанными, а то и вымаранными. Это лишает нас главного – возможности получить представление о всей полноте картины тех эпохальных событий и по-настоящему проникнуться их истинными смыслом и сутью.

Увы, были времена, когда историю Войны подвергали нещадной цензуре, наводя на нее совершенно неуместные глянец и ретушь, как будто ужас и боль страшных месяцев ее начального периода хоть в чем-то умаляют величие Победы. Впрочем, потом стало еще хуже – дурацкое стремление к «затушевыванию» наших поражений сменилось, увы, попытками вымазать грязью и совершенно обесценить весь подвиг Великой Отечественной, представив ее лишь чередой разного рода ошибок, промахов, нелепостей, бездарных решений и бессмысленных жертв. К счастью, это гнусное время закончилось, хочется верить, навсегда и безвозвратно. Впрочем, ядовитые «семена» щедро разбрасывавшиеся тогда, дали, увы, куда более обильные всходы в умах и душах наших соотечественников, чем того можно было бы ожидать. Тем важнее в наши дни, вспоминая те или иные эпизоды Великой Отечественной, говорить о них без всяких умолчаний и купюр.

«Ни одна бомба не упадет на столицу Рейха!»

Сегодня речь у нас пойдет о беспрецедентном по своей сложности, дерзости и успешности предприятии – операции по нанесению бомбовых ударов по главному нацистскому логову, Берлину, осуществление которой началось 8 августа 1941 года. Нельзя сказать, что эти события относятся к категории малоизвестных – написано и рассказано о них немало. Вот только в подавляющем большинстве описаний этого славного дела некоторые его моменты старательно «убираются из кадра». Мы же расскажем вам всю правду… Начать тут следует с того, чтобы вспомнить об обстановке, которая царила в те, без преувеличения, кошмарные недели и месяцы. Сокрушительные удары Вермахта, под которыми наши оборонительные рубежи прогибались и рвались, несмотря на совершенно беспримерный героизм их защитников. Где-то – стойкость и мужество, а где-то – хаос, неразбериха, а то и отчетливо попахивающие предательством «странности», порой перечеркивавшие четкие, слаженные и успешные действия РККА на других участках обороны. Самое страшное – враг несется по советской земле стальным катком и движение его, нацеленное к сердцу нашей Родины — Москве, кое-кому уже начинает казаться неостановимым в принципе. Самоуверенность захватчиков, их убежденность в том, что развязанная ими война фактически уже выиграна, возрастают день ото дня, вопреки первым, крайне болезненным ответным ударам, получаемым нацистами от красноармейцев и ополченцев. Уже назначаются сроки «парада победоносного Вермахта на Красной площади», в ставке Гитлера уже решают судьбы миллионов советских людей, считая их своими рабами, и обсуждают различные способы уничтожения наших городов.

Планами дело не ограничивается – первые стаи нацистских стервятников обрушиваются на Москву ровно через месяц после начала Великой Отечественной, 22 июля 1941 года. В тот день защитники столицы сумели их отогнать, однако в самом скором времени армады самолетов с черными крестами на крыльях снова появляются в московском небе и обрушивают с него вниз сотни тонн бомб. В Москве — первые пожары и жертвы среди мирного населения… В Берлине – безудержное ликование и новые взрывы хвастовства. «Авиации большевиков больше не существует! Господство Люфтваффе в русском небе стало абсолютным, а на столицу Третьего рейха никогда не упадет ни единая вражеская бомба!» — такими заявлениями сыпал рейхсминистр авиации и шеф Люфтваффе Герман Геринг. Откуда этому деятелю, впоследствии весьма метко прозванному «летающим боровом», было знать, что в Ставке Верховного главнокомандования для уверовавшей в свою безнаказанность нацистской нечисти уже готовится сюрприз самого неприятного свойства? Надо отметить, что изначально об авианалетах на Берлин там даже не помышляли – вследствие стремительного наступления врага к концу лета расстояние от наших ближайших аэродромов до вражеской столицы возросло настолько, что преодолеть его было не под силу большинству крылатых машин, находившихся на вооружении Красной армии. Однако, как оказалось, не всем… Впрочем, граничивший с самоубийством план возник в умах как раз не армейских генералов, а флотских руководителей. Да и то сказать – силы и средства, а также позиции, впоследствии использованные для внезапной воздушной атаки на столицу Германии, сперва предназначались совсем для другого. Краснофлотцы планировали нанести удар по базе в Пиллау, где на тот момент были сосредоточены военно-морские силы нацистов. Однако, впоследствии у них возникла идея получше.

«Отсель бомбить мы будем немца!»

По имеющимся данным, первым с идеей «вжарить по Берлину» вместо немецких кораблей выступил главком Военно-воздушных сил ВМФ СССР Семен Жаворонков (впоследствии – маршал авиации, а тогда – генерал-лейтенант), обратившийся с таким предложением к военно-морскому Наркому адмиралу Николаю Кузнецову. Имевшийся в распоряжении флотской авиации аэродром «Кагул», расположенный на острове Эзель (ныне – Сааремаа) представлял собой крайнюю точку на Западном направлении, доступную для использования авиации дальнего действия. С него до вражеской Столицы вполне можно было дотянуть! В принципе… Теоретически… «Всего» каких-то девять сотен километров лёту в один конец. Впрочем, альтернативных вариантов не имелось вовсе. Вторично свой смахивающий на натуральную авантюру план Жаворонкову пришлось озвучивать уже в кабинете Верховного, куда его (раз такой умный!) притащил Кузнецов, горячо поддержавший намерения подчиненного. Тут нельзя не упомянуть об одном нюансе – кого другого Сталин с такими «завлекательными» предложениями, возможно, и послал бы куда подальше. Каждый самолет на счету, а тут предлагается рискнуть лучшими из имеющихся дальних бомбардировщиков, да еще и в деле, шансы на успех имеющем, откровенно говоря, мизерные. Однако именно адмирал Кузнецов 21 июня 1941 года вместо того, чтобы потчевать своих подчиненных дурацкими байками о якобы приходящих из Москвы приказах стоять, разинув варежку, и «не поддаваться на провокации», привел все силы и средства советских ВМФ в полную боевую готовность. Результат общеизвестен – таких ужасающих потерь, как РККА, целые части и соединения которой были уничтожены буквально в первые же часы войны, краснофлотцы не понесли и близко. Было Сталину за что уважать Кузнецова, и он к его словам прислушался.

Тем более, что советским людям жизненно важно было показать, что на зарвавшихся захватчиков и вправду найдется управа. И не когда-то «потом», а вот прямо сейчас. Лучшего, говоря в современных терминах пиар-хода, чем удар по объявившей себя недосягаемой для возмездия вражеской столице, придумать было невозможно. С этого момента (конца июля 1941 года) Иосиф Виссарионович берет подготовку к операции на строжайший личный контроль – все приказы полковнику Евгению Преображенскому, командующему 1-м минно-торпедным авиаполком 8-й авиабригады Балтфлота поступают непосредственно от него. В тонкости и суть замысла помимо Преображенского посвящены командующие Балтийским флотом и его авиацией. Остальные, понятное дело, ни о каком предстоящем ударе по Берлину понятия не имели. Прорвавшийся 3 августа 1941 года через утыканный минами Финский залив военно-морской конвой доставил на Эзель необходимые для инженерных работ по расширению и удлинению взлетно-посадочных полос технику, все необходимое для автономного пребывания там пилотов и аэродромной обслуги. Завезен на аэродром был также запас бомб и горючего для предстоящего рейда, Операция «Берлин» входила в практическую стадию. Вот, кстати, по поводу «дурацких атак» и «бросания на убой»… Подготовка к воздушной атаке велась с такой скрупулезностью и тщательностью, словно бы не рвались вглубь страны немецкие танковые клинья, не отодвигалась каждый день на Восток линия фронта. Вариант «гладко было на бумаге» в данном случае являлся совершенно недопустимым и это понимали все – от Верховного до каждого летчика полка, которому была доверена важнейшая боевая задача.

«Мое место – Берлин!»

Первый разведывательный вылет, в ходе которого нагруженные для «дальней дорожки» полным запасом топлива и бомб машины просто проверяли условия взлета и уточняли метеоусловия, был осуществлен уже 3 августа – в день прибытия на Эзель. Ну, чтоб зря машины не гонять, попутно побомбили Свинемюнде, занятое фрицами с 1939 года – не везти же «подарки» обратно?! Три дня спустя с аэродрома в небо взмыли уже 5 экипажей из сформированной особой ударной группы, которой предстояло на практике довести герру Герингу его неправоту. На сей раз «смотались» почти до самого Берлина. Полученные в результате рейда разведывательные сведения заставляли крепко задуматься: нацистская столица, как того и следовало ожидать, оказалась окружена кольцами прекрасно организованной противовоздушной обороны в радиусе сотни километров. Ниже 6 тысяч метров спускаться для бомбометания было нереально – нарвешься не только на «добивающие» на эту высоту слепящие лучи сверхмощных прожекторов и зенитный огонь, но еще и на аэростаты системы ПВО. Лететь, как уже было сказано, предстояло в абсолютной ночной тьме, то есть исключительно по приборам. «В обе стороны» длина этого перелета составляла почти 1800 километров, из которых 1400 приходилось на безбрежные морские просторы – откажет навигация и ориентируйся как знаешь. Из расчета потребного для успешного броска к цели и последующего возвращения количества топлива (высчитывали с точностью до литра!), бомбовая нагрузка никак не могла превышать полтонны. В конечном итоге остановились на бомбах ФАБ-100 по центнеру весом каждая. Прекрасно ведь было понятно, что о прицельных ударах речи быть не может – решили, против обыкновения «взять числом», увеличивая шансы на попадание по важным объектам.

7 августа 1941 года в 21.00 по Москве с «Кагула» поднялась группа из 15 ДБ-3 Балтфлота, которой лично командовал полковник Преображенский. Шли тремя звеньями по 5 машин, командование другими двумя осуществляли капитаны Василий Гречишников и Андрей Ефремов. Воздушное пространство Европы они прошли, как острый нож – кусок размякшего масла. Самое интересное, что гитлеровские зенитчики обнаруживали наши самолеты неоднократно, но у них и мысли не возникло о том, что это могут быть советские бомбардировщики! Принимали за своих, которые идут с задания или «заблудились», радушно подсвечивали прожекторами дорогу к ближайшему аэродрому. В 1.30 8 августа под крыльями наших машин уже раскинулся Берлин – беспечный, ярко освещенный и даже не думающий о светомаскировке. Можно только представить себе, что думали наши пилоты, прошедшие свой путь на семикилометровой высоте, где царил мороз в -40 и дышать можно было только в кислородных масках, глядя на раскинувшееся внизу море огней. «Резвитесь, значит? Развлекаетесь, гады фашистские!? Ну, щасссс…» На головы берлинцев обрушились стокилограммовые фугасные «приветствия», а заодно тюки с агитационными листовками, в которых им на чистейшем немецком разъяснялось, что на СССР они напали совершенно зря и очень горько об этом пожалеют. Так не врали же нисколечко, что характерно… Собственно, столицу бомбили пять машин, остальные отработали по предместьям и городу Штеттину. Удар был столь неожидан, столь ошеломляющ, что свет начал гаснуть на улицах и площадях города чуть ли не минуту спустя после начала налета. А потом с земли во всю мощь влупили «проснувшиеся» зенитки… Огонь был таким плотным, что на какие-то мгновения показалось: конец. Вот тогда-то, нарушив строжайший запрет на выход в эфир, радист Василий Кротенко выдал свое историческое: «Мое место – Берлин! Задача выполнена. Идем на базу!» И ведь дошли же – все до единого, без потерь.

Лучшее – враг хорошего

Как правило, на этом рассказ о бомбежках Берлина в 1941 стараются закруглить. Ну, разве что упоминают о том, что налеты на нацистскую Германию с «Кагула» продолжались почти месяц – до 5 сентября. Всего было осуществлено 86 боевых вылетов, в том числе 9 авиаударов по вражеской столице, в ходе которых на нее успели сбросить 21 тонну бомб, что привело к более трем десяткам пожаров и множеству прочих разрушений. Таким образом «за кадром остаются» другие, менее удачные моменты операции. А ведь в ходе нее потеряно было 17 самолетов и 7 экипажей. Умолчать о причинах этих потерь – значит предать память погибших. 10 августа 1941 года, ставшее «черным днем» для «Кагула», кое-кто пытается объяснить чуть ли не «личным самодурством Сталина» — это, мол, он приказал использовать для дальнейших налетов не маломощные ДБ-3, а более новые самолеты: ТБ-7 (Пе-8) (которые могли донести до Берлина 4 тонны бомб, половину на внешней подвеске) и ДБ-240 (Ер-2). Ну, чушь, конечно. То, что для ударов предпочтительнее применять машины с чуть ли не вдесятеро большей бомбовой нагрузкой – ежу, простите, понятно, а не то что Верховному. При чем тут «самодурство»?! Вот только Сталину никто не доложил, что между ТТХ новых самолетов и их реальным состоянием, как говорится, «дистанция огромного размера». К операции вместо моряков привлекли армейскую авиацию, в частности 81-ю бомбардировочную авиадивизию под командованием живой легенды – комбрига Михаила Водопьянова, Героя Советского Союза, участника спасения челюскинцев и арктических экспедиций. Увы… Ничем хорошим это не закончилось – первый же Ер-2, попытавшийся взлететь с повышенной нагрузкой, «впечатался» в ограждение взлетной полосы, повредив шасси. Со второй машиной – ТБ-7 вышло еще хуже. Оба ее двигателя отказали сразу после взлета и она попросту рухнула вниз. После этого присутствовавший при ЧП Жигарев запретил взлет остальных машин. В результате на Берлин в ту ночь отправились всего 10 бомбардировщиков вместо 26. Однако, как оказалось, неприятности на этом только начинались.

В те далекие годы Интернета, напомню, не существовало. Информацию об отличии своих и вражеских самолетов бойцы ПВО получали из специальных альбомов, по которым обязаны были изучать их силуэты. Так вот, соответствующее издание, где были представлены новейшие ТБ-7 и ДБ-240, к печати было подписано … 21 июня 1941 года. В войсках его просто не было. В результате наши защитники неба, которых в известность о сверхсекретной операции, конечно же, не ставили, видели в незнакомых машинах свои законные цели. В результате несколько бомбардировщиков было атаковано своими же истребителями (в том числе и машина самого Водопьянова), несколько попали под огонь советских зениток – вдобавок к немецким. Один из ТБ-7 в результате разбился при посадке. Водопьянов со своим экипажем также вынужден был сесть на оккупированной территории, чудом избежав плена. А вот команде старшего лейтенанта Панфилова такая удача не выпала – их ТБ-7, серьезно поврежденный немецким зенитным огнем, дотянул до Финляндии, на земле которой летчики, успев окопаться и снять с самолета вооружение, приняли свой последний бой, продержавшись четверо суток. В живых остался только радист, переживший финский плен и поведавший о судьбе боевых товарищей. В конечном итоге из десятка ушедших с «Кагула» бомбардировщиков до Берлина дотянули 6, а на базу (в Пушкино) вернулись всего два. Водопьянова (какое-то время числившегося пропавшим без вести, но успешно вернувшегося к своим) никто, вопреки либеральным бредням, «к стенке ставить» или «стирать в пыль лагерную» не стал. Даже звания не лишили. С дивизии сняли, понятно, далее воевал простым командиром экипажа и славно воевал. Дальнейшие вылеты осуществлялись по большей части силами авиации Балтийского флота.

Нужны ли были эти бомбежки, обошедшиеся столь дорогой ценой? Не думаю, что здесь уместны сомнения. Хребет Третьему рейху они, конечно, не сломали – не были разрушены ни Рейхстаг, ни Рейхсканцелярия (с этим пришлось подождать еще четыре года), бомбы не угодили на головы заправил НСДАП или верховного командования Вермахта и СС… Однако спесь с нацистов сбили очень качественно – иллюминациями они более не баловали, а в ночное небо смотрели с самыми нехорошими предчувствиями. Остров Эзель отбили с превеликим трудом, положив массу народа. А уж на опозорившегося Геринга Гитлер, насколько известно, орал так, что уши закладывало, припоминая его обещания. Только что по башке роскошным рейхсмаршальским жезлом не лупил. А может, и лупил – кто ж знает… До того момента, когда фюрер объявит «летающего борова» врагом Рейха и возьмет под арест, было еще далеко, но первый шаг к этому был сделан после тех самых ночных бомбежек, в этом нет ни тени сомнения. При этом неплохой сигнал был дан и нашим «союзничкам»: «СССР не сломлен и биться будет до последнего!» Что характерно, изначально немцы объявили первую атаку … делом рук «коварных англичан», при этом превзойдя самих себя во вранье: мол, на Берлин налетела армада в 150 самолетов, прорвалось к городу 15, из них мы сбили 9! В ответ Лондон с максимальной дозой ядовитого ехидства официально заявил, что в означенную дату ни единый самолет Королевских ВВС Британии в воздух не поднимался. Пришлось-таки признать очевидное: бомбили русские.

Главное же, истекавшие в эти тяжелейшие военные дни кровью и стоявшие насмерть советские люди получили весомое подтверждение тому, что их отчаянная борьба не безнадежна. Нацистов можно бить, в том числе и на их территории! Уже бьем и разгромим окончательно – лишь дайте срок! Держитесь, братья и сестры, Победа будет за нами! Товарищ Сталин понимал это прекрасно, а потому все участники первого вылета в самом скором времени были отмечены «по высшей мерке» — четверо стали Героями Советского Союза, 13 получили Ордена Ленина, еще более полусотни ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Впоследствии круг награжденных расширился соответственно количеству участников операции – еще пять Героев, ну и орденов с медалями немало. Материальную сторону, кстати, тоже не забыли – по приказу Верховного каждый участник бомбежки Берлина получал по 2 тысячи полновесных рубликов (вчетверо против обычного вознаграждения летчиков-бомбардировщиков за операции).

Пройдет четыре года – и на породивший «коричневую чуму» Берлин обрушатся сотни тысяч бомб. Однако первыми все равно останутся те герои, истинные сталинские соколы, которые сумели прорваться к нему летом 1941 года. Вечная им слава и наша благодарность!